В 2022 году в России на государственном уровне будут отмечать 100-летие великого философа, социолога, логика и публициста Александра Зиновьева. Человека, принятого и признанного культурной элитой мира, но от которого отреклась собственная страна. За непобедимое вольномыслие, бескомпромиссность ученого и едкую резкость сатирика в 1978 году Зиновьева выслали из СССР, лишили гражданства. Когда нет Советского Союза, и самого философа Зиновьева нет уже 15 лет, президентский указ о праздновании его векового юбилея выглядит как примирение России с собственной историей.
В 2022 году в России на государственном уровне будут отмечать 100-летие великого философа, социолога, логика и публициста Александра Зиновьева. Человека, принятого и признанного культурной элитой мира, но от которого отреклась собственная страна. За непобедимое вольномыслие, бескомпромиссность ученого и едкую резкость сатирика в 1978 году Зиновьева выслали из СССР, лишили гражданства. Когда нет Советского Союза, и самого философа Зиновьева нет уже 15 лет, президентский указ о праздновании его векового юбилея выглядит как примирение России с собственной историей.
Зиновьев покидал СССР не один. Вместе с ним учиться жить заново за пределами родной страны вынуждена была жена Ольга. Ему 56, ей – 33. Их жизнь кардинально изменилась из-за публикации на Западе остросатирического социологического романа «Зияющие высоты», где с блеском описано общество «реального социализма».
1976-й год. В одной московской квартире между мужем и женой состоялся судьбоносный для каждого разговор. Семейный совет начал Зиновьев:
– Оля, я прожил свою страшную жизнь, ты меня сопровождала не все это время, но решение по судьбе этой книги и нашей семьи должна принимать ты. Ты – мать, у нас маленькая дочь, ты молода, и у тебя должна была сложиться своя судьба, если бы мы не встретились…
Сначала супруга удивилась, возразив, что будущее произведения должен определять его автор. Но мыслитель оставался непреклонен.
– Как ты будешь жить, зная, что твоя книга напечатана на машинке и где-то спрятана? Как будешь жить дальше, если откажешься от ее издания? – вырвалось из груди у Ольги Зиновьевой.
– Я не представляю такую жизнь…– выдохнул он.
И решение было принято. Накануне Зиновьеву сообщили, что его писательский дебют готов опубликовать Владимир Димитриевич, возглавлявший издательство «L’Âge d’Homme» в Лозанне (Швейцария). Издатель был потрясен книгой, которую ждал всю жизнь, и, не отрывая рукопись от груди, позвонил своей жене и сказал: «Вот автор, которого я ждал». Через год за роман «Зияющие высоты» Александр Зиновьев был удостоен Европейской премии Шарля Вейонна за ценность свидетельства критики современных обществ, их идеологий и образа жизни. Он стал единственным русским лауреатом за всю историю награды. В дальнейшем антиутопия была переведена на более чем 20 языков и принесла русскому автору широкую мировую известность.
И пусть сегодня у нас нет возможности спросить мыслителя о пережитом, зато все узнать о его судьбе можно от безгранично преданной ему жены и соратника Ольги Мироновны, после смерти мужа ставшей основным хранителем его научно-культурного наследия. Журналу «Регионы России» Ольга Зиновьева рассказала о самых ярких моментах жизни с последним мыслителем мирового масштаба, которого греки называли «русским Сократом», а китайцы – «русским Конфуцием».
Ольга Мироновна, была ли у Вас обида на мужа из-за «Зияющих высот»?
– Обида?! – этого и быть не могло: мы понимали, на какой шаг идем. И когда начали работать над книгой, и когда отрывками отправляли ее на Запад. «Зияющие высоты» не была очередным политическим памфлетом со стороны инакомыслящих. Тем более что Александр Александрович никогда не был диссидентом, категорически отвергая это определение в свой адрес. С теми было проще: изменники получали прибавки, гранты из Европы. Их быстро отправляли за границу, где-то устраивали. Но это их путь, их выбор… Зиновьев был слишком большой, чтобы стремиться урвать у жизни кусочек мещанской удачи, им не двигала жажда славы. Это было гражданское решение, и очень мужественное. Такова была и моя судьба. Моими самыми главными ощущениями были гордость и радость, что я смогла быть рядом в творческом полете моего мужа. Мы ни разу не поскользнулись на корке обывательщины.
Не хотели покидать страну, но вас заставили. Как отреагировало на эту ссылку Зиновьева западное общество? Вы чувствовали себя «своими»?
– Нам не оставалось ничего другого, кроме как пытаться жить на Западе. Мы понимали, что это приговор. По идее, оставался всего один шаг до расстрела Зиновьева. Ему так «спасали» жизнь, но делали это коварно и подло. Для пронзительно русского человека оказаться на Западе – казуистическая мера. Речь ведь идет о глубинной связи настоящего патриота со своей страной и народом.
Мы не рвались в эмиграцию, не стремились во что бы то ни стало покинуть Родину, хотя «доброжелатели» каждый день подсовывали нам в почтовый ящик разные приглашения в Израиль. Да, нас сразу бы выпустили, и не было бы тех трагических двух последних лет в Москве, той растянутой пытки до 1978-го. Но мы не поддавались провокациям, хотя со всех сторон уговаривали воспользоваться таким выходом. И прояви мы слабость, легко можно было потом обвинить Зиновьева в предательстве: да какой же он русский писатель?! Еврей он, по израильской визе уехал, точка! Знали, что делали.
Да, он был образованным человеком и владел иностранными языками: когда мы там оказались, он читал лекции на английском и немецком. Зиновьев мог спокойно приспособиться, но одно дело внешняя адаптация, и совсем другое то, что творится у тебя в душе. Это была продуманная жестокость. Он мучился все это бесконечно длинное время – 21 год, несмотря на бешеный успех в литературе: был автором бестселлеров, приглашения пачками лежали у нас на столе. Его везде хотели слушать – на правительственном уровне, на уровне самых высоких ведомств. Он был дорогим, важным и очень востребованным гостем на всех профессиональных конференциях, всех съездах, куда он летал по всему свету. Но это не делало его счастливым.
Гражданская смерть
Со слов Ольги Мироновны, ссылка из страны для Александра Зиновьева стала, по сути, гражданской смертью. 2 декабря 1976 года на общеинститутском партсобрании Зиновьева исключили из КПСС, а затем лишили всех научных званий за «антипатриотические действия, несовместимые со званием советского ученого», и уволили из Института философии. Он был доктором философских наук, профессором, заведовал кафедрой логики в МГУ имени М. В. Ломоносова. К середине 1970-х его научные работы публиковали на английском, немецком, итальянском, французском и польском языках.
Сложно сейчас представить, что было самым болезненным для философа Зиновьева – вычеркивание по политическим причинам научных заслуг или разжалование в рядовые. Президиум Верховного Совета СССР в начале 1977 года лишил его вдобавок всех государственных наград, включая военные. Для участника боев на территории Польши и Германии 1945-го, награжденного орденом Красной Звезды, это стало еще одной трагедией. Зиновьев был летчиком в звании гвардии капитана штурмовой авиации, на счету которого 31 боевой вылет. В составе авиации Красной армии он освобождал Западную Европу от фашизма, а советская власть решила забыть это. Но когда к Александру Александровичу пришли из военкомата отобрать награды, фронтовик оставил их ни с чем: «Не вы мне их вручали, не вам их и забирать».
С выдающегося современника сняли все признаки отличия, полностью обнулив его предыдущие достижения и успехи. У Зиновьевых была четырехкомнатная квартира, которую отобрали при изгнании с Родины, оставив чету на пороге родного дома с двумя маленькими чемоданчиками. В одном была детская библиотека шестилетней дочери Полины, в другом – ее рисунки. Впереди их ждал Мюнхен.
Ольга Мироновна, сложно представить, что Вы тогда чувствовали. Но что для Вас лично в тот момент было главным?
– У Александра Александровича была непреходящая депрессия. Многочисленные издания книг, реакция читателей были теми моментами радости, когда он осветлялся, приходил в себя и преодолевал внутреннее состояние. Я должна была спасать мужа от гнетущего мрака. Общение оживляло его, поэтому в первую очередь надо было, чтобы вокруг были люди. Помогали отвлекаться от тяжелых мыслей, в первую очередь, встречи с читателями, его огромная лекционная деятельность, работа с книгами. Помимо этого я еженедельно организовывала журфиксы [день для приема гостей. – Прим. ред.]. Кого только ни приглашали: были князья, бароны, парикмахеры, писатели, банкиры. Все слои мюнхенского общества перемешивались в нашей гостиной. Постоянно к нам приезжали иностранцы. И наш дом всегда был открыт, в отличие от крепости «вермонтского затворника».
Однако даже в эмиграции, когда нас выставили с Родины, не было со стороны изгнанника ни одного высказывания, ни одного шага или жеста, которое можно было бы расценить как злорадство или укол в адрес СССР. Хотя это было типично для советской эмиграции, аплодировавшей любому просчету родной страны. Александр Александрович был единственным представителем изгнанной интеллектуальной элиты СССР, кто не призывал сбросить бомбу на Советский Союз, кто не аплодировал по печальным для советских жителей поводам. Мы все время думали о Родине и жили с осознанием, что не она нас изгнала, а кучка негодяев, приспособленцев, позволивших себе говорить от ее высокого имени. Мы не пытались покинуть страну, нас вытолкнули за границу те силы, для которых Зиновьев был сильным раздражающим фактором.
Вы сейчас о человеческой зависти?
– О ревности профессиональной среды, которая испытала облегчение, избавившись от гения русской философии. От человека, сотворившего невозможное. Зиновьев – первый идеолог новой России на рубеже XX–XXI вв. Он возглавлял первую и единственную настоящую логическую школу, признанную на мировом уровне. Входил в тройку ведущих логиков мира. И когда его избрали действительным членом Финской Академии наук, это подтвердило на высоком международном уровне ценность трудов Зиновьева для мировой науки, логики и методологии. В философской среде началась паника. Одно дело – не пускать Зиновьева в научные командировки в страны, куда его приглашали. Вместо него ездили какие-то чинуши. Для мужа не была важна сама поездка, но факт закрытых границ воспринимался им как элемент преследования.
Александра Александровича признали в мире как основателя уникальной логической школы, что в советское время было неслыханным. Причем книги Зиновьева издавались на Западе без т.н. «агремана», то есть без согласования с идеологическим отделом ЦК КПСС. Его научные труды выходили в США, Голландии, Англии, Франции, Италии, Австрии, Швейцарии, Польше, ГДР. Они не имели ничего общего с политикой. Да, такую популярность, знаете, ему не прощали. И делали все возможное, чтобы Зиновьева не стало. Когда нас выставили из Советского Союза, оголтелая серая профессиональная среда восторжествовала.
С Вашим мужем хотели разговаривать мировые лидеры. Знаю про чилийского вождя Аугусто Пиночета, который лично приглашал Александра Зиновьева на встречу. Что у них были за отношения?
– Мы были в Чили не в первый раз, и Пиночет пригласил к себе. Он очень хотел лично пообщаться с Александром Александровичем. Было это в 1984 году. Между ними состоялась очень энергичная беседа по судьбам мира, цивилизаций и всего того, что произошло в Чили. Пиночет настолько оказался воодушевлен разговором, что предложил Александру Зиновьеву стать его особым государственным советником. Муж вежливо поблагодарил и отказался, ответив: «У меня есть только одна страна, где я хочу и должен быть государственным советником». (Предположениям и ожиданиям мыслителя, однако, и к нашему большому сожалению, не суждено было сбыться: в новой России рулили совсем другие силы, не заинтересованные в процветании нашей страны.) С аналогичными предложениями к Зиновьеву обращались ливийский революционер Муаммар Каддафи и президент социалистической Сербии Слободан Милошевич, но ответ был один. Видите, какие три непростые политические фигуры, а хотели прислушиваться к мнению русского мыслителя.
А как Александр Зиновьев относился к диктаторам? Хорошо?
– Нет, это было бы слишком просто, однобоко и дилетантски. Он всегда анализировал поступки, деяния, отношение. Зиновьев воспринимал их в силу того, что происходило с государством, которым тот или иной лидер руководил. Вы должны понять, Александр Александрович был абсолютно мыслящей машиной. У него был феноменальный аналитический ум. В принципе ему было все равно, с кем разговаривать. Он не был закрытой системой. Сан Саныч все воспринимал глубоко и по-настоящему. Ему важно было проанализировать и увидеть состав деяний того или иного человека, и неважно, кто перед ним – Пиночет или библиотекарь из Мюнхена.
Но к Сталину он был более категоричен. Или в дальнейшем изменил свое отношение?
– В 1939 году, став антисталинистом, 17-летний юноша планировал покушение на Сталина. К 14 годам молодой Зиновьев прочитал всех социальных философов, книги которых только можно было найти. Идеи построения справедливого общества на Земле он воспринимал буквально. Когда же он увидел, во что наяву превращаются эти светлые идеалы, он восстал. Главным виновником возникших противоречий Зиновьев видел главу партии и государства. С юношеской категоричностью будущий философ хотел уничтожить источник кривизны, полагая, что после все наладится. Но со временем понял – проблема в другом. Дело в гигантском аппарате, огромной исполнительной машине, желающей жить по-своему. У каждого большого и маленького бюрократа-функционера была своя заветная мечта – получить свои «шесть соток» под солнцем.
Достаточно наивно и несерьезно обвинять Зиновьева в том, что он с возрастом стал сталинистом. Нет. Он им не стал. Просто на фоне всего происходящего он отдавал должное фигуре Сталина и с пониманием, аналитически относился к нему. Александр Александрович неутомимо изучал систему, сложившуюся в нашей стране. Материал для анализа поставляли ему десятки газет и журналов, которые он регулярно пролистывал, читал и продолжал наблюдать, будучи в эмиграции. Он болел нашей страной. И видел, как объект переживаний и любви меняется на глазах. Отточенный аналитический инструментарий отслеживал все перемены, и на выходе получались выводы, лишенные категоричности. Это позволяло некоторым считать Зиновьева сталинистом, но он просто отдавал должное советскому лидеру. Все-таки Сталин был человеком, который чувствовал тяготы и судьбу своего народа. Иосиф Виссарионович жил по принципам абсолютной аскезы. Как известно, у него не было ни одной яхты, шале в горах или у моря, не было островов, куда он мог уехать. Когда он умер, на нем был только френч, оставшейся его визитной карточкой со времен гражданской войны.
Поединок с Ельциным
Декабрь 1989-го. В мюнхенском доме Зиновьевых раздается телефонный звонок. Трубку сняла жена, супруг в отъезде. На линии Бернар Пиво – ведущий и создатель программы «Apostrophes» французского телеканала «France 2». Зиновьев неоднократно выступал у него в телепередаче, что понятно, к тому времени русский философ – неоспоримый кумир интеллектуальной читающей публики. Телеведущий и литературный критик вновь приглашает Зиновьева стать гостем студии. Зная алгоритм программы, Ольга Мироновна интересуется, кто еще приглашен.
– Борис Ельцин, – прозвучало с другой стороны провода.
Ольга Зиновьева переспросила, но ответ не изменился. Французский журналист объяснил, таково желание помощников народного депутата СССР. У Ельцина вышла книга «Исповедь на заданную тему», которую они хотят презентовать европейскому читателю. Более того, им нужна встреча именно с русским философом. После паузы жена Зиновьева сообщила телеведущему, что Ельцин слишком неадекватен для разговора с ее мужем. Она назвала будущего первого президента России провальной фигурой для подобного визави.
– Ну что ж, тем интересней будет, – послышалось в ответ.
Когда Александр Александрович узнал о приглашении, он долго смеялся, повторяя: «Вот любопытно щелкнуть по носу этого партийного функционера». На передачу философ ехал совершенно спокойным, в сопровождении старшей дочери Полины. Тогда никто не предполагал, что передача произведет такой фурор. Ее посмотрело 37 млн европейцев. Жена Ольга осталась дома, так как врачи рекомендовали воздержаться от поездки: седьмой месяц беременности.
Ольга Мироновна, после передачи Александр Зиновьев делился с Вами впечатлениями от этого поединка с Ельциным? Он остался доволен той встречей?
– Это не был поединок. Это была большая политическая пощечина Ельцину. У мыслителя уже было сформировано о нем достаточно полное представление. Как говорится, не надо выпивать всю бочку вина, чтобы оценить его вкус. Для публики, читающей, знающей и понимающей Зиновьева, это был праздник. Я только поражаюсь одному: гигантская толпа людей с Ельциным работала, а подготовить его, как следовало бы, к передаче так и не смогли. Он даже не владел лицом. Если ты оратор, трибун, то должен знать, что за тобой наблюдают миллионы (по телевидению) и есть специалисты, считывающие все эмоции. В общем, от Ельцина ничего не осталось, он был посрамлен и раздавлен. После этой передачи острые на язык французы стали называть Бориса Николаевича «Тартареном из Тараскона», намекая на хвастовство, бахвальство и геройство на словах.
У Ельцина была тяжелая память. Он сделал все, чтобы в России о Зиновьеве осталось как можно меньше воспоминаний. И наше затянувшееся возвращение в страну в 1999 году как раз было повязано этой дуэлью. Зато после дебатов с Зиновьевым Ельцин больше никогда не выступал на публичных дискуссиях. Да и оппонентов-то таких не было! Кстати, я готова приехать в Екатеринбург, выступить в Ельцин Центре и рассказать все и об этой передаче, чтобы дать правдивое объяснение тому, почему этот центр именно такой.
Восстановление памяти
Летом 2021-го на Красной площади проходил 7-й книжный фестиваль. 17 июля в одном из шатров состоялась презентация 10-томного издания «Российской исторической прозы», инициаторами которого выступило Российское историческое общество при поддержке Президентской исторической библиотеки. В один из томов вошла книга Александра Зиновьева «Нашей юности полет», посвященная анализу сталинизма. Особенно важно, что предисловие к десятитомнику написал президент Владимир Путин, впервые признавший Зиновьева гордостью русской литературы наряду с другими писателями.
Не прошло и трех месяцев, как глава государства издал президентский Указ о праздновании в 2022 году столетия со дня рождения философа Александра Зиновьева. И сегодня супруга последнего выдающегося мыслителя современности не скрывает чувств радости и гордости, говоря, что все эти годы после возвращения на Родину она сначала вместе с мужем, а потом 15 лет без него трудилась над восстановлением доброго имени Александра Зиновьева – человека, победившего время. Предварял этот по-своему реабилитационный указ сложный и многоступенчатый путь самой Ольги Мироновны и сподвижников идей русского философа, которых она метко назвала «Зиновейником», следуя неологизмам писателя и мыслителя.
Ольга Мироновна, для Вас Указ президента о праздновании 100-летия мужа стал собственной победой?
– Для меня это огромная честь и радость, не лишенная горечи. Когда мы вернулись на Родину, меньше всего можно было предполагать по тому недружелюбному приему, что когда-нибудь наступит момент, когда Родина отдаст должное великому русскому гению. Александр Александрович – это национальное достояние России. Бомбардировки в Югославии принудили мужа вернуться. Мы приехали в родную страну, которая нас в свое время коварно и жестоко изгнала, но мы вернулись, потому что в тот момент ей было очень плохо. Александр Александрович незадолго до возвращения, в самолете давая обширное интервью французской прессе, сказал: «Моей стране плохо, моя страна погибает, я хочу сделать все, что от меня зависит». И я особенно благодарна В. В. Путину за его глубоко историческое решение, это действительно уникальный указ. Спасибо ему за такое государственное отношение к национальной гордости по имени А. А. Зиновьев.
У меня, однако, складывается впечатление, что на пути реализации Указа президента еще состоятся несостыковки, подвохи и желание определенных сил в стране сделать все возможное, чтобы 100-летие выдающегося национального достояния и истинного патриота России низвести к череде банальных мероприятий, не оставив после никаких материальных следов – ни музея Зиновьева, ни библиотеки, ни его имени на Институте философии РАН, ни улицы его имени в Москве… Попытки уменьшить масштаб отечественного гения приведут как раз к обратным результатам: запретный плод сладок, а в России по традиции всегда сочувствовали гонимым. А недолжное исполнение императивного Указа президента можно будет вполне рассматривать как саботаж его решения, если не больше…
Если бы Зиновьев был жив, он был бы доволен современной Россией?
– Ну, такая терминология вовсе не была свойственна мыслителю. Понятия «доволен» – «не доволен» не из его аналитического мозга. Нет. Он бы сражался. Не ради боя, а ради истины. Он был верным рыцарем правды, и от него не могло уйти то, что не соответствует гармоничному развитию страны. Свергли советскую власть, избавились от СССР, но стали после этого жить честно, свободно, справедливо, как было обещано на многочисленных митингах? Все так неоднозначно. Естественно, Зиновьев рот бы на замке не держал. Он никогда не был сервильным служителем власти. Был из когорты, а не из толпы прислужников. Всегда занимал высокую позицию свободного мыслителя. Он бы не молчал.
Зиновьев был коммунистом?
– Был. Но почувствуйте разницу: можно быть ярым сторонником идей и не состоять в партии. Член партии – человек, который платит членские взносы и практически ничего не делает, дав когда-то определенную клятву. Раньше коммунисты обещали служить моей стране и партии до последней капли крови, но мы не наблюдали этих порывов ни в 1991-м, ни в 1993-м. Александр Александрович, может, и не говорил о себе так никогда, но он был настоящим коммунистом, то есть человеком, сражавшимся за высокие идеалы. Он был цельным. Без страха и упрека. Зиновьев считал, что весь советский период был самым ярким в жизни русского народа. И говорил: «Я буду защищать тебя, родившая меня эпоха!»
Был бескомпромиссным?
– Да, запредельно принципиальным. Он не совершил за свою жизнь ни одного поступка против совести или из страха. С детства был абсолютно таким, новым человеком. И в конце жизни, в разговоре с каким-то журналистом, помню, он сказал: «Да, я поставил жизненный эксперимент, но никому не желаю повторить мой путь». Он честно признавал, что дорого заплатил за свой путь на Голгофу. У него есть роман «Иди на Голгофу», кстати, по этой книге был поставлен балет в Одессе в 2014 году. В полыхающем городе премьера состоялась 15 мая – через две недели после чудовищной, варварской трагедии сожжения людей живьем в Доме профсоюзов. И замечу – этот балет идет в Одессе до сих пор. Семь лет. Потому это была его Голгофа, его жизнь, его служение истине.
Зиновьев великий?
– Величайший. Все премии, награды, мировое признание не были позолотой или мишурой, искусственными аксельбантами на его плечах. Он был величайшим тружеником, его аналитика была беспощадно честной, исключительно снайперской… После него нечего было добавить. Он переживал все, что было связано с нашей системой, историей; это было его личное, было смыслом его интеллектуальной жизни. Вне всякого сомнения, он величайшая личность. Человек безупречной гражданской позиции, я бы его государственником назвала. Огромная воля, безукоризненная честь и порядочность – в этом его высочайший экстра-класс. Я так говорю не потому, что его жена.
Мое самое большое жизненное счастье, что я присутствовала при всех проявлениях его недюжинного характера и необъятной, энциклопедической, креативной культуры. Это гений Ренессанса.
Мы с Алексеем Блиновым снимали большую серию видеоклипов, посвященных литературным произведениям Александра Зиновьева.
Серия эта называется «Зиновьев, я люблю тебя».
Я счастлива, что могу говорить об этом.
Беседовала и подготовила Ксения Ширяева
Свежие комментарии